«Лишний билетик» спрашивали уже на подходах к театру Харви (Harvey Theater), одной из главных сценических площадок Бруклинской академии музыки (BAM) в Нью-Йорке. В кассе театра разводят руками – все билеты на спектакль «Письмо человеку» (Letter to a Man) проданы вплоть до завершающего представления 30 октября.
Главным магнитом ажиотажного интереса к новому спектаклю, несомненно, служит фигура балетного виртуоза Михаила Барышникова, который выступает в этом моноспектакле по дневникам Вацлава Нижинского, легендарного танцовщика первой четверти 20-го века. И, конечно, есть своя устойчивая аудитория у постановщика спектакля Роберта Уилсона (Robert Wilson), культового американского театрального режиссера-визионера, почитаемого во всем мире.
В начале было слово...
Как рассказывал Барышников журналистам, он увлек Уилсона сложнейшей задачей: показать внутренний мир гениального танцовщика Нижинского в пору тяжелого душевного кризиса. Один из ведущих участников Русского балета Сергея Дягилева, лучший «Петрушка» в мире, человек-птица, поразивший публику в спектакле «Видение розы» невероятным прыжком в окно, Нижинский так же драматично и неожиданно «выпрыгнул» из блистательной карьеры и успешной колеи жизни. Он расстался с Дягилевым, который был его ментором и любовником, и ушел навсегда из любимой профессии. Его психика не выдержала тяжких испытаний. Ему поставили диагноз «шизофрения», и до конца своих дней (он умер в 1950 году в возрасте 61 года. – О.С.) он лечился в психиатрических клиниках. В 1919 году, на протяжении нескольких месяцев, Нижинский вел свои знаменитые дневники, которые отразили его трагический надлом и медленное, мучительное погружение в безумие.
С первой до последней секунды этого короткого спектакля Барышников держит внимание зала своими движениями, своей мимикой, и теми отрывочными фразами, которые выбраны в дневниках Нижинского им, Уилсоном, драматургом Дэррилом Пикни и редактором текста Кристианом Дюмэ-Львовски.
Эти фразы произносит не только он, но и сам Уилсон и танцовщица-ветеран Люсинда Чайлдс. Они декламируют их с разными интонациями по-английски, а Барышников и по-английски, и по-русски (в этом случае над сценой загораются титры перевода). Вот примеры. «Я понимаю войну, потому что я воевал со своей тещей». «Я не Христос, я Нижинский».
Неоднократное повторение фраз – этот известный прием театра абсурда Уилсон использует для погружения зрителя в особое медитативное состояние. Этой же цели отвечает использование света и музыки, минималистская сценография.
Если зритель мало знаком с судьбой Вацлава Нижинского, эти эпатажные декларации и «гиммики» ему мало что скажут. Но Уилсона и Барышникова, похоже, мало заботит просветительская функция театра. Они создают какой-то иной, трансцендентный мир, полный недосказанности и аллюзий, уютный в своей клаустрофобии и апеллирующий к зрителю, готовому к любым эстетическим авантюрам.
В поиске формы и смысла
Как отмечают рецензенты, несмотря на свои 68 лет, Барышников продолжает восхищать отточенностью и грацией каждого движения. К гротескному рисунку роли добавляется еще и богатая мимика. Лицо его персонажа выбелено, как у клоуна; это маска, которая постоянно меняет свои выражения. В какой-то момент она становится зловещей как у вампира.
«Нижинский в исполнении Барышникова безумен, потерян, страдает, но всегда и во всем блистателен», – отмечает Аня Чупаков на сайте Vice.com.
Можно вспомнить, что цирковая эксцентрика доминировала и в «Старухе» по Хармсу, предыдущей совместной работе танцовщика с Уилсоном в том же BAM, но там груз художественных задач делился Барышниковым с актером Уиллемом Дефоу. То был спектакль на двоих, а здесь – фактический моноспектакль, что делает нагрузку на исполнителя воистину экстремальной.
Резкими приемами, воскрешающими опыт немецких экспрессионистов кино, театра и живописи 20-30-х годов, обозначают Барышников и Уилсон духовную катастрофу своего героя. Он корчится в конвульсиях на сцене, которая в какой-то момент оказывается залита красным цветом, цветом крови.
Музыкальное сопровождение, как почти всегда у Уилсона, программно эклектично. В саундтрек Хэла Уиллнера вкраплены мелодии бурлеска и раннего джаза, композиции Боба Дилана, Арво Пярта, Александра Мосолова и давнего соратника режиссера Тома Уэйтса.
Впрочем, доискаться до смысла во всех эпизодах практически невозможно, скажем, в той ироничной «интермедии», где вырезанный из картона силуэт маленькой девочки ведет на поводке вдоль всей сцены огромного цыпленка.
Восторг и разочарование
Публика принимает спектакль восторженно. В зале стоит благолепная тишина, а в конце спектакля выходящему на поклоны Барышникову зрители устраивают долгую овацию. Вряд ли всех аплодировавших можно причислить к поклонникам и знатокам авангардного театра, да еще в экстремально-эпатажной версии Уилсона. Но имя Барышникова окружено в мире балета таким пиететом, особенно в русскоговорящем сегменте культурной публики Америки, что, как говорится в таких случаях, он мог бы просто читать телефонную книгу и получить не меньшие восторги.
Гораздо более критичны отзывы театральных обозревателей.
«... Эта танцевально-театральную постановку с участием звезды и с провокативным сюжетом ослабляет слабая концепция и самовлюбленная претенциозность, – считает Фрэнк Шек, рецензент авторитетного издания шоу-бизнеса «Голливуд рипортер». – Хотя список участников проекта указывает на то, что это коллективное усилие, печать Уилсона стоит на всем. Режиссер экспериментального театра извергает свои стилистические приемы столь долго, что они становятся буквальной пародией на самих себя».
«Мутной и разочаровывающей» назвал постановку рецензент газеты «Нью-Йорк таймс» Чарльз Ишервуд. Критик обращает внимание на то, что танцовщик даже не пытается воссоздать или даже намекнуть на знаменитый прыжок Нижинского, когда, по свидетельству очевидцев, тот будто замирал в воздухе. Вместо этого, пишет Ишервуд, он ведет свою сценическую партию, напоминая Фреда Астера или конферансье из «Кабаре», а спектакль в целом получился не о Нижинском-артисте, а о Нижинском-шизофренике.
В театре – как дома
«Есть глубокий смысл, что именно Михаил Барышников взялся визуализировать трагический образ Нижинского, основываясь фактически на единственном письменном документе о его жизни и взглядах, – сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» Джозеф Мелилло (Joseph V. Melillo), исполнительный продюсер BAM.– В руках другого интерпретатора это было бы или безмерно скучно, или надрывно мелодраматично».
Джозеф Мелилло работает в BAM уже 32 года, а с 1999 года занимает пост исполнительного продюсера. Он был основателем фестиваля «Новая волна» (New Wave Festival), в рамках которого и показывается «Письмо человеку». Он известен как инициатор многих культурных проектов, включая международную танцевальную программу DanceMotion USA, которая осуществляется в партнерстве с Госдепартаментом США.
С Робертом Уилсоном Мелилло работает с 1984 года.
«Мы начинали здесь, в BAM, переделкой его с Филипом Глассом спектакля «Эйнштейн на пляже», – сказал Мелилло. – После чего осуществили множество арт-проектов. Он, как бы это сказать корректно, член семьи BAM. И спустя годы Роберт продолжает поражать необычностью видения. Он берется за проекты, которые всегда открывают что-то новое. Недавно была «Старуха» по Хармсу, сейчас – дневники Нижинского, человека, который перевернул судьбы танцевального искусства, став символом нового балета».
Как шла работа над спектаклем?
Мелилло: «Уилсон делал эскизы, затем начиналось совместное обсуждение с Барышниковым формы и структуры каждой сцены. Я трижды смотрел мировую премьеру этого спектакля на фестивале в Сполето, и, скажу вам, спектакль в BAM существенно отличается. В интерпретации Барышникова стало больше четкости, освещение сцены изменилось, как изменилось и музыкальное сопровождение. Уилсон продолжает оттачивать спектакль, который уже вышел к зрителю».
«Барышников – милый, добрый и щедрый человек, – продолжал Мелилло. – С ним интересно говорить о разном, в том числе об очень серьезных вещах. Михаил зрелый артист, но он сохранил непосредственность и открытость. Его очень волнует, как воспринимают его творчество зрители. Он приезжает в театр минимум за три часа до начала спектакля. Не менее одного часа «разогревается» по собственной методике. Его артистическую уборную мы оборудовали по его пожеланиям, чтобы он чувствовал себя в BAM как дома».
«Я уверен в полном успехе спектакля у зрителя, потому что никто ничего подобного в Нью-Йорке не делает», – заключил беседу Мелилло.
После BAM «Письмо человеку» можно будет увидеть 18-19 ноября в зале Royce Hall Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (UCLA).