Американский сенатор Ричард Дурбин от штата Иллинойс приехал в Минск, чтобы выразить поддержку семьям заключенных оппозиционеров, арестованных во время протестов в белорусской столице 19 декабря. Во встрече с Дурбиным участвовали жена экс-кандидата в президенты Беларуси Алеся Михалевича Милана, матери экс-кандидата в президенты Андрея Санникова и его супруги, журналиста Ирины Халип, а также супруга председателя Объединенной гражданской партии Беларуси Анатолия Лебедько Светлана.
Корреспонденту «Голоса Америки» удалось связаться со Светланой Лебедько и задать ей несколько вопросов о встрече с американским сенатором, проходившей в американском посольстве в Минске.
Игорь Тихоненко: Когда состоялась эта встреча, и о чем вы на ней говорили с сенатором Дурбиным?
Светлана Лебедько: Эта встреча состоялась сегодня. На ней речь шла, в основном, об условиях содержания тех, кто сейчас находится в СИЗО КГБ. Мы разговаривали о том, что даже адвокатам не дают никакого доступа к заключенным; о том, что у нас нет никакой информации о наших близких, поскольку их письма к нам не доходят, а мы знаем, что они нам пишут, так же как и мы пишем им. Однако вся эта переписка почему-то блокируется. Нам не дают даже справиться об их состоянии здоровья; идет давление на адвокатов, чтобы они не давали никакой информации.
И.Т.: Скажите, а кто был последним человеком, который виделся с вашим мужем Анатолием, и когда это было?
С.Л.: Это была адвокат. Она его видела в последний раз 29 декабря, в тот день, когда им всем предъявлялось обвинение по 293-й статье (Массовые беспорядки – И.Т.)
И.Т.: Скажите, а как сенатор объяснил свой интерес к политическим заключенным? Почему он сейчас решил приехать в Минск?
С.Л.: Я не думаю, что он приехал сюда из-за личных интересов. Его приезд был продиктован его интересом к Беларуси в целом и к гражданскому обществу в частности.
И.Т.: Светлана, скажите, удалось ли вам и родственникам других арестованных оппозиционеров заручиться какой-то поддержкой сенатора Дурбина в их освобождении?
С.Л.: Никаких конкретных обещаний нам не давалось, но он сказал, что Соединенные Штаты будут отслеживать ситуацию, которая наблюдается в Беларуси. Он сказал, что он выделил для себя основные моменты, за которые нужно бороться, и пообещал нам, что он в этом поможет. В первую очередь он отметил освобождение всех заключенных, которые просто здержаны за свои политические взгляды. Во-вторых, он отметил то, что необходимо снизить психологический прессинг, которому сейчас подвергаются все семьи политзаключенных. А также он отметил, что арестованным нужно оказать немедленную медицинскую помощь. Это три основных проблемных момента, которые он выделил для себя, сказав, что он сделает все, что от него зависит, для того, чтобы ситуация как-то поменялась.
И.Т: Как проходило задержание вашего супруга?
С. Л.: Вначале они нам позвонили посреди ночи в дверь и сказали, что на нас жалуются соседи снизу, т.к. мы, якобы, шумим. Они попросили открыть дверь для разговора. Я им объяснила, что мы уже давно спим и никаких жалоб на нас поступать, в принципе, не может, потому что у нас тишина и порядок. После этого они в течение 40 минут ломали нашу железную дверь. Когда им все-таки удалось выломать дверь, они ворвались в квартиру, выкрутили руки мужу и, надев на него наручники, уволокли моего мужа.
Никаких последующих объяснений, почему они это сделали, дано не было. Больше 24 часов я не знала, где он находится. И только после моей жалобы в прокуратуру, они (представители правоохранительных органов – И.Т.) позвонили мне и сказали, что он в СИЗО КГБ.
И.Т.: У вас есть какие-то сведения о том, на какую дату назначены следующие судебные слушания по делу вашего мужа?
С.Л.: Дело в том, что, по законодательству Беларуси, они могут находиться под стражей 2 месяца с момента предъявления обвинений. А потом содержание под стражей могут продлевать столько, сколько это будет необходимо следствию. Поэтому, когда это все разрешится, мы даже представления не имеем.
И.Т.: Вам что-то известно о нынешнем состоянии здоровья вашего мужа и других заключенных?
С.Л.: Что касается моего мужа, то в первые десять дней после его задержания он голодал в знак протеста против незаконного ареста. Потом через адвоката я просила его, чтобы он прекратил эту голодовку. Наша адвокат передала ему эту просьбу 29 декабря, когда она его видела в последний раз. С ее слов, он прекратил эту голодовку. Однако я не имею никакого представления, что с ним происходило после 29 декабря.